«ДЕКЛАРАЦИЯ» 1927 г.

один из исторически важных актов Высшего управления Русской Православной Церкви (РПЦ), официально изданный как «Послание Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Нижегородского Сергия и Временного Патриаршего Священного Синода архипастырям, пастырям и всем верным чадам Всероссийской Православной Церкви». Название «Декларация» вошло в обиход в ходе полемики, разгоревшейся после появления данного документа, и закрепилось затем в церковно-исторической литературе.

Принятие «Д.» было вызвано чрезвычайно сложными условиями, в к-рых оказалась Церковь в СССР в 20-х гг. ХХ в. Гражданские власти официально считали руководством РПЦ лидеров обновленчества, отказываясь признавать законность существования высшего и епархиального управления Патриаршей Церкви. При отсутствии офиц. регистрации правящих архиереев и епархиальных советов само их существование рассматривалось властями как незаконное и служило основанием для репрессий. Одним из главных требований, к-рым власти обусловливали предоставление Патриаршей Церкви легального статуса, было издание ее предстоятелем заявления, подчеркивающего лояльность к Советскому гос-ву и осуждающего его противников, прежде всего враждебный по отношению к руководству СССР Синод Русской Православной Церкви за границей (РПЦЗ).

Первоначальный проект подобного документа был направлен в НКВД 10 июня 1926 г. Заместителем Патриаршего Местоблюстителя митр. Сергием (Страгородским, впосл. Патриарх Московский и всея Руси), который подал его вместе с просьбой о легализации Высшего церковного управления: о регистрации канцелярии Заместителя Местоблюстителя и епархиальных советов, о разрешении проводить архиерейские Соборы, издавать церковный журнал. Одновременно проект обращения к всероссийской пастве был разослан и по епархиям. В этом проекте подчеркивалась лояльность Церкви к гос. власти, но в отличие от обновленческих манифестов не затушевывалась пропасть между атеистическим материализмом (офиц. идеологией правящей коммунистической партии) и христианством. Отделение Церкви от гос-ва интерпретировалось как гарантия невмешательства Церкви в политику, а гос. власти - во внутрицерковные дела.

В соответствии с постановлением Поместного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918 гг. в проекте обращения говорилось о том, что политическая деятельность отдельных верующих - это их частное дело, Церковь же должна оставаться вне политики, и поэтому высшая церковная власть не может нести ответственность за политические выступления своих членов, в т. ч. и церковных деятелей-эмигрантов. Как констатировалось в проекте, «всякое духовное лицо, которое не пожелает признать своих гражданских обязательств перед Советским Союзом, должно быть исключено из состава клира Московского Патриархата и поступает в ведение заграничных поместных православных Церквей, смотря по территории... Отмежевавшись таким образом от эмигрантов, мы будем строить свою церковную жизнь в пределах СССР совершенно вне политики» (Акты свт. Тихона. С. 474-475).

Проект вызвал одобрение в церковной среде, однако правительственные органы сочли его совершенно неудовлетворительным. Ходатайство Заместителя Патриаршего Местоблюстителя о легализации было отвергнуто. Само его составление наряду с попыткой провести осенью 1926 г. выборы Патриарха путем опроса архиереев, вероятно, послужило одной из основных причин последовавшего вскоре ареста митр. Сергия. Во время пребывания в тюрьме митр. Сергия представители гос. органов продолжали обсуждение с ним условий, на которых власти соглашались признать Патриаршую Церковь. Помимо декларации лояльности к советской власти и осуждения враждебных по отношению к ней выступлений внутри страны и за рубежом от церковной власти требовали прещений эмигрантскому духовенству, согласования кандидатов на архиерейские кафедры с НКВД, увольнения на покой или даже запрещения в священнослужении арестованных архиереев с прекращением их поминовения за богослужением, обязательного поминовения на литургии гражданской власти. В свою очередь митр. Сергий настаивал на легализации высшего и епархиального церковного управления, на получении разрешения на созыв Поместного Собора и на выборы Патриарха, на освобождении заключенных и сосланных священнослужителей, на разрешении восстановить духовные школы и издавать церковный журнал. Власти не собирались положительно реагировать на все эти предложения, но все же пошли на нек-рые уступки. Было достигнуто соглашение, что после освобождения митр. Сергий будет иметь резиденцию в Москве, было также дано принципиальное разрешение на образование и офиц. легализацию Временного Синода.

30 марта 1927 г. митр. Сергий был освобожден из-под ареста и вернулся к исполнению обязанностей Заместителя Патриаршего Местоблюстителя, получив разрешение жить в Москве. До ареста он был лишен такой возможности и находился в своем кафедральном городе - Н. Новгороде. 7 мая митр. Сергий обратился в НКВД с ходатайством о легализации церковного управления. 18 мая он провел совещание с группой архиереев: Тверским митр. Серафимом (Александровым), членом Временного Синода в последние годы Патриаршества свт. Тихона, архиепископами Костромским Севастианом (Вести), Вологодским Сильвестром (Братановским), Звенигородским Филиппом (Гумилевским), Хутынским Алексием (Симанским, впосл. Патриарх Алексий I) и Сумским еп. (впосл. митрополит) сщмч. Константином (Дьяковым). Из участников совещания митр. Сергий образовал Временный Патриарший Свящ. Синод, полномочия к-рого по аналогии с Синодом, образованным Патриархом Тихоном в 1923 г., проистекали из полномочий учредителя. В состав Синода Заместитель Местоблюстителя позже включил Новгородского митр. Арсения (Стадницкого), пребывавшего в ссылке в Ср. Азии, а также незадолго то того выпущенных на свободу архиепископов (впосл. митрополитов) Самарского сщмч. Анатолия (Грисюка) и Вятского Павла (Борисовского).

20 мая 1927 г. НКВД выдал справку о временной регистрации Патриаршего Синода. 1-е заседание Синода состоялось 27 мая 1927 г., в тот же день по епархиям был разослан указ, предписывавший епархиальным архиереям подать заявления в местные органы власти с прошением «о регистрации их преосвященных с состоящими при них епархиальными советами (каковые образовать временно путем приглашения указанных преосвященными лиц)» (Акты свт. Тихона. С. 499). Началась работа по воссозданию по нормам гражданских законов церковно-адм. структуры Московского Патриархата. 29 июля 1927 г. Временный Синод, действовавший при Заместителе Местоблюстителя и под его председательством, издал «Д.». Помимо митр. Сергия свои подписи под ней поставили все члены Синода, кроме пребывавшего в ссылке митр. Арсения (Стадницкого) и болевшего архиеп. Севастиана (Вести). «Д.» была подписана и напечатана в виде листовки тиражом 5 тыс. экз. для рассылки по приходам. 18 авг. того же года документ был опубликован в газ. «Известия».

Появление «Д.» вызвало споры, не утихающие до наст. времени, что делает необходимым объективный и корректный анализ содержания данного документа. В «Д.» по сути дела были конкретизированы положения, уже обозначенные в документах, составленных Патриархом Тихоном за 2 последних года его Первосвятительского служения. В «Д.» также повторялись нек-рые мысли, выраженные в «Памятной записке соловецких епископов» 1926 г., напр. признание правомерности в сложившихся политических условиях отделения Церкви от гос-ва. Однако в отличие от «Памятной записки...» в «Д.» отсутствует критический элемент в оценке политики советского правительства по отношению к Церкви. По тону «Д.» существенно отличалась и от проекта обращения митр. Сергия, составленного в 1926 г. В проекте 1926 г. содержалось заявление о лояльности Церкви к гражданской власти и о ее совершенной аполитичности, а в «Д.» подчеркивалось позитивное отношение к советской власти, однако в отличие от обновленческих документов без какого бы то ни было намека на идеологическую близость к режиму.

«Д.» начиналась с обоснования действий Заместителя Местоблюстителя и Временного Синода желанием Патриарха Тихона перед кончиной «поставить нашу Православную Русскую Церковь в правильные отношения к Советскому Правительству и тем самым дать Церкви возможность вполне законного и мирного существования» (Акты свт. Тихона. С. 509). Поскольку, как говорилось в «Д.», мирному устройству церковных дел препятствовало недоверие властей ко всем церковным деятелям из-за выступлений «зарубежных врагов Советского Государства», в т. ч. пастырей и архипастырей Церкви, то первой целью послания митр. Сергий и возглавляемый им Синод объявляли «показать, что мы, церковные деятели, не с врагами нашего Советского государства... а с нашим народом и нашим правительством» (Там же. С. 510).

У критиков «Д.» вызывало неприятие уже ее начало, в к-ром единственной причиной ненормальности государственно-церковных отношений представлялись действия архипастырей и клириков, враждебно настроенных к советскому правительству. Протопр. Григорий (Граббе, впосл. епископ РПЦЗ), один из самых непримиримых обличителей действий митр. Сергия, писал, что «весь центр тяжести в установлении «правильных отношений» в «Декларации» переносится исключительно на Церковь, как будто возможность ее «вполне законного и мирного существования» зависит только от нее, а не от гражданской власти»» (Григорий (Граббе). С. 88). До известной степени автор прав: установление «правильных отношений» с гос-вом зависело тогда не от Церкви. Однако важно отметить, что это место из «Д.» мало чем отличается по смыслу и стилистике от заявлений Патриарха Тихона, сделанных им после освобождения из-под ареста. Оба иерарха предпочитали обойти молчанием роль гос. власти в отношениях с Церковью по вполне известным причинам - для защиты паствы от гонений. Нет никаких оснований предполагать, что у митр. Сергия были иные мотивы, чем у свт. Тихона, для умалчивания о гонениях на Церковь со стороны советского режима.

После вводной части в «Д.» сообщалось об уже состоявшемся удовлетворении ходатайства о разрешении деятельности Временного Синода, в связи с чем «теперь... Православная Церковь в Союзе имеет не только каноническое, но и по гражданским законам вполне легальное центральное управление», в дальнейшем легализация должна была постепенно распространиться на епархиальное и низшее церковное управление. Задачей представителей Церкви в этих условиях, как обозначалось в «Д.», было показать, что самые ревностные приверженцы Православия, «для которых оно дорого, как истина и жизнь, со всеми его догматами и преданиями, со всем его каноническим и богослужебным укладом», могут быть лояльными гражданами гос-ва (Акты свт. Тихона. С. 510).

Легализация Высшего церковного управления и стремление к ней Заместителя Местоблюстителя вызывали острую критику у противников митр. Сергия. Между тем заявления, послания, газетные интервью Патриарха Тихона начиная с 1923 г. были направлены как раз на то, чтобы обеспечить Церкви легальный статус. Протопр. Василий Виноградов, председатель Московского епархиального совета в 1923-1924 гг., писал: «Я свидетельствую, что как Патриарх Тихон, так и Сергий были великими страстотерпцами за Русскую Церковь. Бранят патриарха Сергия за то... что будто бы он ввел поминовение властей за богослужением. Но ведь... это... установил именно Патриарх Тихон тотчас после освобождения его из тюрьмы... со своим временным Синодом… А указы об этом по приходам рассылал именно я... Сергий только подтвердил... распоряжение Патриарха Тихона» (Крестный путь русской иерархии. С. 16). Легализация Высшего церковного управления также была одной из главных забот Патриаршего Местоблюстителя Крутицкого митр. сщмч. Петра (Полянского). Ради этой цели и он вынужден был призывать паству к повиновению гражданским властям.

Предметом особенно жесткой критики противников митр. Сергия является место из «Д.», где было сказано: «Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской Родиной, радости и успехи которой - наши радости и успехи, а неудачи - наши неудачи» (Акты свт. Тихона. С. 510). Эту фразу критики митр. Сергия переиначили в выражение: «Ваши радости - наши радости», утверждая, что авторы «Д.» приветствуют успехи советского правительства. Но в этом месте в «Д.» митр. Сергий и члены Синода говорят отнюдь не о правительстве, к-рое способствует распространению неверия, а о Родине и заявляют не более чем о лояльности к гос-ву. Впосл. митр. Сергий разъяснял, что под успехами, упомянутыми в «Д.», подразумевалось внешнее благополучие, напр. хороший урожай, а под неудачами - бедствия народной жизни (см.: Акты свт. Тихона. С. 599).

Согласно «Д.», одна из главных причин тех трудностей, с которыми столкнулась Церковь в устроении своей жизни в послереволюционное десятилетие, заключалась в «недостаточном сознании многими представителями Церкви серьезности совершившегося в нашей стране»; между тем в этом, «как всегда и везде, действует та же Десница Божия, неуклонно ведущая каждый народ к предназначенной ему цели». Люди подобных настроений, подчеркивалось в «Д.», должны или «переломить себя и, оставив свои политические симпатии дома, приносить в Церковь только веру и работать с нами только во имя веры», или «по крайней мере не мешать нам, устранившись временно от дела». «Д.» выражала уверенность, что эти последние также скоро возвратятся к работе, убедившись в том, «что изменилось лишь отношение к власти, а вера и православно-христианская жизнь остаются незыблемыми» (Там же. С. 512).

Нек-рые из епископов и священников, разорвав каноническое общение с Заместителем Местоблюстителя митр. Сергием, оправдывали свои действия ссылками на неприемлемые для них положения «Д.». В связи с этим следует определить, ставил ли Заместитель Местоблюстителя непременным условием пребывания в составе подведомственного Патриархии клира публично заявленное согласие с текстом этого документа. Митр. Сергий дал ответ на этот вопрос в письме Казанскому митр. сщмч. Кириллу (Смирнову): «Главным мотивом отделения служит наша «Декларация». В ней наши противники, сами не отрицающие обязательности для каждого христианина гражданской верности, не совсем последовательно увидели заявление не таких же, как и они, земных людей, граждан СССР, а заявление самой Церкви как благодатного учреждения. Отсюда крики о подчинении Церкви государству, Царства Божия - царству мира и даже Самого Христа - Велиару» (Там же. С. 670). Т. о., если «Д.», по признанию митр. Сергия,- это только заявление группы «граждан СССР», значит, митр. Сергий и члены Временного Синода, издавая «Д.», отнюдь не предполагали согласия с ней всех епископов и клириков и не требовали заявления полной поддержки всего того, что выражено в этом документе. Митр. Сергий в последующие годы настаивал только на том, что несогласие с положениями «Д.» не может служить канонически законным оправданием разрыва общения с ним как с лицом, на временной основе исполняющим обязанности Предстоятеля Церкви.

Особое внимание уделялось в «Д.» эмигрантскому духовенству. В послании митр. Сергия и Временного Синода напоминалось, что из-за противосоветских выступлений «некоторых наших архипастырей и пастырей за границей», обострявших отношения между правительством и Церковью, Патриарх Тихон в 1922 г. упразднил заграничный Синод, который, однако, продолжил существование. «Д.» сообщала, что митр. Сергий и Временный Патриарший Синод РПЦ потребовали от заграничного духовенства дать письменное обязательство о полной лояльности к советскому правительству. Отказавшиеся предоставить такие обязательства подлежали исключению из состава клира, подведомственного Московской Патриархии. Подобное требование со стороны Московской Патриархии прозвучало впервые, но и оно лежит в русле тех оценок, которые давал Патриарх Тихон поведению и заявлениям политического характера определенной части зарубежного духовенства, ставившего под удар Московскую Патриархию и российскую паству.

Содержащаяся в «Д.» жесткая критика политических выступлений зарубежного духовенства получила крайне негативную оценку в кругах церковной эмиграции. Однако Д. В. Поспеловский, к-рый в целом оценивает деятельность Патриарха Сергия позитивно, хотя и не без разного рода оговорок, в связи с этим местом в «Д.» замечает: «...полной лояльности можно требовать только от граждан данной страны, а заграничное духовенство состояло или из белых эмигрантов, не являвшихся гражданами СССР (о чем было объявлено Советским правительством специальным декретом), или из русских меньшинств, большинство из которых были уже гражданами стран, в которых они проживали» (цит. по: Митр. Сергий и расколы справа // Вестн. РХД. 1990. № 158. С. 64-65). С юридической т. зр. это замечание справедливо, но речь шла о церковной ответственности эмигрантского духовенства, естественно не связанного никакими обязанностями с советским правительством, за последствия политических выступлений его деятелей для Церкви в СССР, и без того находившейся в крайне трудном положении. Во всяком случае соответствующее требование «Д.» оказалось приемлемым для Управляющего западноевропейскими приходами митр. Евлогия (Георгиевского) и возглавляемого им духовенства. Он воспринял требование о лояльности всего лишь как призыв воздерживаться от политических выступлений и дал подписку, в к-рой выразил именно такое понимание границ затребованной от него лояльности. Этот ответ признан был Заместителем Местоблюстителя и Временным Синодом вполне приемлемым.

После издания «Д.» Высшее церковное управление получило от гос. властей в авг. 1927 г. уже постоянную офиц. легализацию. Обретение Московской Патриархией в СССР офиц. правового статуса дало повод для признания митр. Сергия временным Главой Русской Церкви со стороны вост. патриархов. 21 окт. Патриарх Иерусалимский Дамиан и 12 нояб. Патриарх Антиохийский Григорий IV (Хаддад) отправили соответствующие послания митр. Сергию. 7 дек. к Заместителю Местоблюстителя обратился К-польский Патриарх Василий III, до того признававший канонической властью Русской Церкви лишь обновленческий Синод. Патриарх Василий III призвал митр. Сергия к примирению с обновленцами ради восстановления единства Церкви.

«Д.» привела к освобождению значительного числа репрессированных клириков. 7 окт. 1927 г. митр. Сергий подал в ОГПУ заявление с просьбой об амнистии, сокращении сроков заключения или облегчении участи священнослужителей, осужденных вслед. нелегального положения в прошлом Патриаршей Церкви. После этого произошло возвращение из мест заключения и ссылок неск. сот священнослужителей, в т. ч. архиереев: Курского архиеп. сщмч. Иувеналия (Масловского), епископов Новоторжского сщмч. Захарии (Лобова) и Лужского Мануила (Лемешевского). Впрочем, репрессии против др. священнослужителей продолжались.

Одновременно с изданием «Д.» Высшее церковное управление предприняло др. шаги, направленные на выполнение тех обещаний, которые даны были представителям гос. властей, когда еще во время заключения митр. Сергия обсуждались условия легализации органов церковного управления. Заместителем Местоблюстителя и Временным Синодом был издан указ о поминовении за богослужением властей с добавлением апостольских слов, объясняющих назначение такой молитвы: «Да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте».

Если прежде архиереи, томившиеся в тюрьмах, лагерях и ссылках, оставались на своих кафедрах, что расценивалось правительством как своеобразная форма протеста против произвола властей, теперь сосланных и заключенных епископов увольняли на покой, а при возвращении из лагерей и ссылок давали назначение в дальние епархии, поскольку освобожденным архиереям, как правило, не разрешалось возвращение в свои епархии. Становилось ясно, что «Д.» повлекла за собой не только легализацию Церкви, но и реальные изменения в кадровой политике самой Патриархии. Именно эти меры стали предметом глубокого недовольства в большей степени, чем сам текст «Д.», но критике заодно подвергалось и ее содержание.

Значительное большинство пастырей и паствы осознавали чрезвычайные обстоятельства, приведшие к появлению «Д.». Тем не менее она вызвала у части духовенства и церковного народа замешательство. В нек-рых приходах священники отказывались возглашать «Д.» с амвона, как им было предписано, и отсылали ее обратно в Москву, в Патриархию. На имя митр. Сергия стали приходить письма с выражением протеста против новой линии Патриархии и с призывами отказаться от нее. По стране распространялись обличительные послания, обращения, воззвания с критикой «Д.», с осуждением церковной политики Заместителя Местоблюстителя.

С серьезными замечаниями на текст «Д.» выступил особенно близкий митр. Сергию в первый год его заместительства Прилуцкий еп. сщмч. Василий (Зеленцов), арестованный и сосланный на Соловки. Основываясь на постановлении Всероссийского Поместного Собора считать политику частным занятием членов Церкви, еп. Василий писал, что действия митр. Сергия и Синода, почившего Патриарха Тихона и Карловацкого Собора были следствиями их личной, а не церковной политики, потому и необязательно поддерживать их. «Стараниям митрополита Сергия и его Св. Синода,- продолжал еп. Василий,- добиться от гонящих Всероссийскую Православную Церковь большевиков мирного отношения к ней Церковь не может не сочувствовать, ибо христианам заповедано от Бога: «Если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми» (Рим 12. 18). Но Христос разрешает Церкви принять от митрополита Сергия и его Св. Синода только такое примирение с гонителями ее, большевиками и их советской властью, которое действительно будет миром Христовым, т. е. миром такого содержания и качества, каких требует Христос, сказавший: «Ищите прежде Царствия Божия и правды Его», а не земного благополучия и безопасности, ибо всякий иной мир безусловно запрещен Церкви Христом на все века и вечность... К сожалению, эта попытка митрополита Сергия и его Св. Синода не только не дает нам еще Христова мира с большевиками, но пока не дает и надежды на такой мир, и то не по одному лишь упорству большевиков во вражде к Православной Церкви, но и потому, что попытка митрополита Сергия и его Синода начата ими и движется вперед не по каноническим рельсам, следовательно, не по пути церковной правды»(Акты свт. Тихона. С. 521).

По почину еп. Василия часть архиереев, сосланных на Соловки, составила отзыв на «Д.», в к-ром, поддерживая сам факт обращения к советскому правительству с заверениями в лояльности к нему Церкви, заявляла о невозможности принять и одобрить послание митр. Сергия по следующим причинам: «а) ...мысль о подчинении Церкви гражданским установлениям выражена в такой категорической и безоговорочной форме, которая легко может быть понята в смысле полного сплетения Церкви и государства. [...] б) Послание приносит правительству «всенародную благодарность за внимание к духовным нуждам православного населения». Такого рода выражение благодарности в устах главы Русской Православной Церкви не может быть искренним и потому не отвечает достоинству Церкви. [...] в) Послание Патриархии без всяких оговорок принимает официальную версию и всю вину в прискорбных столкновениях между Церковью и государством возлагает на Церковь. [...] г) Послание угрожает исключением из клира Московской Патриархии священнослужителям, ушедшим с эмигрантами, за их политическую деятельность, т. е. налагает церковное наказание за политические преступления, что противоречит постановлению Всероссийского Собора 1917-1918 гг. от 3(16) августа 1918 г., разъяснившего всю каноническую недопустимость подобных кар и реабилитировавшего всех лиц, лишенных сана за политические преступления в прошедшем...» (Там же. С. 516).

Нек-рые из архипастырей, недовольные курсом церковной политики Заместителя Местоблюстителя и его Синода, отраженным в «Д.», отказывались принимать новые назначения и по собственной воле уходили на покой. Так, в частности, поступил Серпуховской еп. Арсений (Жадановский). Дмитровский еп. сщмч. Серафим (Звездинский) в ответ на требование митр. Сергия прочитать перед паствой текст «Д.» сказал, что морально не способен делать то, чего хотят не любящие Христа, и тут же еп. Серафим и присутствовавший при этом Тамбовский архиеп. сщмч. Зиновий (Дроздов) подали составленные заранее прошения об увольнении на покой.

Не был согласен с митр. Сергием исполнявший во время его ареста полномочия Заместителя Местоблюстителя Угличский архиеп. Серафим (Самойлович). Осуждал «Д.» и церковную политику Патриархии Волоколамский архиеп. Феодор (Поздеевский), впрочем не одобрявший уже и линии, выбранной Патриархом Тихоном после освобождения из тюрьмы. Самым непримиримым в этой группе архиереев был Глуховский еп. сщмч. Дамаскин (Цедрик), к-рый обратился к митр. Сергию с резким посланием: «За что благодарить? За неисчислимые страдания последних лет? За храмы, попираемые отступниками? За то, что погасла лампада преподобного Сергия? За то, что драгоценные для миллионов верующих останки преподобного Серафима, а еще ранее останки святых Феодосия, Митрофана, Тихона и Иоасафа подверглись неимоверному кощунству? За то, что замолчали колокола Кремля? За кровь митрополита Вениамина и других убиенных? За что?..» (цит. по: Виноградов. 1950. С. 45).

Временно управлявший Вятской епархией Глазовский еп. священноисп. Виктор (Островидов), получив «Д.», отослал ее обратно в Патриархию, а затем составил письмо с критической оценкой документа и его автора. По мнению еп. Виктора, «Д.» содержит «тяжелую неправду» и «возмущающее душу глумление над Святой Православной Церковью и над нашим исповедничеством за истину Божию». Он называет ее прискорбным отречением от Самого Господа Спасителя. «Сей же грех, как свидетельствует слово Божие, не меньший всякой ереси и раскола, а несравненно больший, ибо повергает человека непосредственно в бездну погибели» (цит. по: Польский. Т. 2. С. 73-74).

Особенно болезненный характер приобретали протесты архиереев, связанные не столько с принципиальными вопросами церковной политики, сколько с адм. перемещениями и увольнениями, которые к тому же затрагивали человеческое самолюбие и амбиции архиереев, а также отношение паствы к своему архипастырю. Больше, чем где бы то ни было, недовольство «Д.» проявилось в Ленинграде. 13 сент. 1927 г. Синод принял постановление о переводе Ленинградского митр. Иосифа (Петровых) на Одесскую кафедру. Узнав о перемещении митрополита, питерское духовенство, уже ранее смущенное «Д.», теперь особенно встревожилось. Перемещение митр. Иосифа было расценено как согласие Патриархии на откровенное вмешательство гражданских властей во внутрицерковные дела.

В соборах Воскресения на Крови, св. Владимира и свт. Николая за богослужением перестали возносить имя митр. Сергия. Его не поминали викарные епископы Димитрий (Любимов) и Сергий (Дружинин). Священники и миряне из академических кругов обратились к митр. Сергию с посланием, составленным профессорами прот. В. М. Верюжским, Н. А. Новосёловым и Д. И. Абрамовичем-Барановским, в к-ром, в частности, говорилось: «Вам как лицу, возглавляющему иерархию Российской Православной Церкви, не может быть неизвестным, что положение внутри Церкви в настоящее время чрезвычайно остро, что непрерывно растет недовольство и несогласия среди верующих и что источником таких нестроений в Церкви является ваша «Декларация»... Эта «Декларация»... не вызывалась внутренними потребностями Церкви, и ни для кого нет секрета в том, что ваша «Декларация» явилась по требованию гражданской власти, ставящей себе задачей уничтожение всякой религии... Ваша «Декларация» не только не может быть воспринята православным сознанием по своему содержанию... но и побуждает православных все злоключения, постигающие их в области церковной, рассматривать как результаты той же «Декларации»» (цит. по: Иоанн (Снычев). Мат-лы по иосифлянскому расколу. Т. 2. С. 285-286).

26 дек. викарные епископы Гдовский Димитрий (Любимов) и Нарвский Сергий (Дружинин), часть пресвитеров и мирян, в т. ч. влиятельные в церковных кругах протоиереи В. Верюжский, В. Добронравов, С. и А. Тихомировы, заявили об отделении от митр. Сергия. Их действия были одобрены митр. Иосифом. В послании к своим сторонникам митр. Иосиф заявил: «Для осуждения и обезвреживания последних действий митрополита Сергия (Страгородского), противных духу и благу Святой Христовой Церкви, по внешним обстоятельствам, не имеется других средств, кроме как решительный отход от него и игнорирование его распоряжений. Пусть эти распоряжения приемлет одна всетерпящая бумага да всевмещающий бесчувственный воздух» (цит. по: Польский. Т. 2. С. 5).

Отвечая на критику «Д.» и пытаясь остановить раскол, в к-рый втягивалось все больше духовенства, митр. Сергий вместе с членами Временного Синода обратился 31 дек. 1927 г. с новым посланием к пастве, в к-ром призывал несогласных не разрывать канонических отношений с Патриархией. К времени издания «Д.», писал митр. Сергий, «расстройство церковных дел дошло до последнего предела, и церковный корабль почти не имел управления, центр был мало осведомлен о жизни епархий, а епархии часто лишь по слухам знали о центре. Какая благоприятная почва для распространения всяких басен, намеренных обманов, пагубных заблуждений и всякого самочиния. Только сознание служебного долга перед Святой Церковью не позволило нам, подобно другим, уклониться от выпавшего на нашу долю тяжелого жребия... Будьте уверены, что мы действуем с ясным сознанием всей ответственности нашей перед Богом и перед Церковью... Мы ясно и определенно выразили нашу волю быть православными, и от этого своего решения мы ни на йоту не отступили и, Богу споспешествующу, не отступим и впредь... В административном отделении от нас хотят быть лишь те, кто не может отрешиться от представления о христианстве как о силе внешней и торжество христианства в мире склонен видеть лишь в господстве христианских народов над нехристианскими...» (Акты свт. Тихона. С. 548). Послание заканчивается важным напоминанием о том, что «каноны нашей Святой Церкви оправдывают разрыв со своим законным епископом или Патриархом только в одном случае, когда он уже осужден Собором или когда он начнет всенародно проповедовать заведомую ересь, тоже уже осужденную Собором. Во всех остальных случаях скорее спасется тот, кто останется в союзе с законной церковной властью, ожидая разрешения своих недоумений на Соборе, чем тот, кто, восхитив себе соборный суд, объявит эту власть безблагодатной и порвет общение с нею» (Там же. С. 551). Но и это предостережение не остановило тех, кто не разделяли нового курса Патриархии.

29 марта 1928 г. Заместитель Патриаршего Местоблюстителя и Временный Синод издали «Деяние», в к-ром вновь говорилось о позиции, занятой отделившимися от митр. Сергия епископами в связи с его и Синода посланием от 29 июля 1927 г. В «Деянии» подробно излагалась позиция высшей церковной власти относительно обвинений, выдвинутых против митр. Сергия его противниками. Полномочия Заместителя Патриаршего Местоблюстителя, в т. ч. его право на организацию Временного Синода, издание «Д.» и связанных с этим действий, выводились из того обстоятельства, что митр. Петр передал митр. Сергию свои права и обязанности «без всяких ограничений». По поводу обвинений Заместителя Местоблюстителя и Временного Синода «в измене вере и Православной Церкви» через издание «Д.», выражавшей лояльность к гос. власти, «Деяние» отвечало: «Лояльное отношение Церкви к государству никогда не рассматривалось как измена Церкви и Христу, как утрата внутренней свободы... При этом должны сказать и то, что в нашем послании речь идет не о Церкви, как теле Христовом, как Царстве Божием, как Невесте Христовой, как таинственно-благодатном учреждении, а только о церковном обществе, об организации людей, исповедующих православную веру. Не Церковь Христова, не Царство Божие вступает в известные отношения с советской властью, а мы, граждане Советского государства, добиваемся известных гражданских прав для нашего религиозного общества» (Там же. С. 592).

Церковные деятели, выступившие с критикой «Д.», делали это по разным причинам. Одни, недовольные частыми перемещениями архиереев с кафедры на кафедру и их увольнениями по требованию властей, считали, что митр. Сергий пошел слишком далеко по пути компромисса, хотя в принципе и сами понимали необходимость добиваться нормализации отношений между Церковью и советским правительством. Другие выступили против митр. Сергия и изданной им и Временным Синодом «Д.» потому, что не видели нужды торопиться, надеясь, что пройдет еще некоторое время и политическая ситуация в стране решительно изменится и все вернется на круги своя. Третьи в исключительно трудных условиях исполнились апокалиптической тревоги и уже не считали важным делом сохранение церковной структуры; готовы были уйти в катакомбы. Между тем митр. Сергий главную цель церковной политики видел в том, чтобы сохранить для многомиллионной российской паствы правосл. приходы и храмы, сохранить духовенство, не поставить православный народ перед жестким выбором между катакомбами и обновленческой схизмой.

Митр. Сергия и членов Временного Патриаршего Синода, издавших в 1927 г. «Д.», поддерживало значительное большинство российского епископата, в т. ч. такие церковные деятели, как митрополиты Михаил (Ермаков), Никандр (Феноменов), священномученики Серафим (Чичагов) и Евгений (Зёрнов). Местоблюститель Патриаршего Престола митр. сщмч. Петр (Полянский) в 2 письмах, адресованных своему Заместителю, хотя и с оговорками, согласился с неизбежностью его церковной политики и, что особенно важно, подтвердил полномочия Заместителя Патриаршего Местоблюстителя. Верейский архиеп. сщмч. Иларион (Троицкий), авторитет которого в церковной среде был особенно высок, написал из Соловецкого лагеря письмо с осуждением отделившихся от митр. Сергия. Касаясь в этом письме, составленном из-за лагерной цензуры иносказательно, вынужденных переводов и увольнений архиереев, он заметил: «Что и других переводят, так что ж делать, поневоле делают, как им жить дома нельзя. Прежде по каким пустякам должность меняли - и еще рады были, а теперь заскандалили» (цит. по: Иоанн (Снычев). Церковные расколы. С. 207-208).

В наст. время «Д.» является лишь одним из документов церковной истории, отражающим события 20-х гг. ХХ в. Характерная для той эпохи стилистика, умолчание о гонениях, воздвигнутых гос. властями на Церковь, не должны набрасывать тень на исповедническое служение митр. Сергия и др. авторов обращения 29 июля 1927 г. До известной степени «Д.» сохраняла актуальность и в последующие времена существования советского режима с его офиц. атеизмом и дискриминацией Церкви и всех вообще религ. общин. В советский период священноначалие Русской Церкви, архипастыри и пастыри в офиц. выступлениях ссылались на «Д.» как на акт, положения к-рого оставались основополагающими принципами отношений РПЦ к Советскому гос-ву. После падения коммунистической системы «Д.» утратила актуальность, о чем с церковной стороны на самом высоком уровне не раз было заявлено уже в 1991 и 1992 гг. В наст. время Русская Церковь в отношениях с гос-вом руководствуется «Основами социальной концепции РПЦ», положения которых, подчеркивающие независимость Церкви, во многом принципиально отличаются от идей «Д.», составленной в условиях гонений, когда вопрос стоял о выживании легальной церковной структуры, ради сохранения к-рой и был издан этот акт. Однако сама форма «Д.» - документа, лишенного регламентирующего характера, являющегося не определением или постановлением, а именно декларацией, делает излишним постановку вопроса о его отмене или дезавуировании.